– Ну, – проронил я не очень уверенно, – скорее всего, не хотят нашего проникновения в технику реализации эпизодов ПС, иными словами – в конструирование того, что мы называем реальным будущим. Вот почему я думаю, что ему очень непросто было бы пробраться туда.
– Но ведь существует не только всеобщее будущее, не только. Речь может идти – и чаще всего идет – о собственном будущем; это характерно для людей, которые свое личное будущее усердно строят. Посещение созданного ими во сне персонального будущего – такого, каким его хотелось бы видеть, – помогает человеку еще более энергично бороться за него в яви. А Груздь как раз из таких, в этом можешь мне поверить: я его три года вожу… вернее, возил.
– Верно. Но конструкции будущего очень неустойчивы: их приходится создавать только из своей фантазии, а ведь мир прошлого строишь, опираясь на историю, книги, картины…
– Это-то так, безусловно… Ну что же: значит, путь – в миры прошлого. Будь по-твоему. Только боюсь, что туда тебе придется шагать одному. Без меня.
Это было неприятным сюрпризом.
– Что так?
Минаев пожал плечами:
– Проще всего попасть туда, вернувшись в Производный Мир, в эту твою контору – оттуда пускай они нацелят тебя как следует, раз-два – и ты уже на месте. А мне, сам понимаешь, после всего происшедшего, там уже не бывать. Я только здесь, в ПС, могу передвигаться.
– Прости, – сказал я после паузы. – Забыл. Но здесь мне без тебя просто не обойтись. Так что ты хоть не укрывайся так, чтобы тебя потом не отыскать было. С другой стороны, если от тебя хотели получить какую-то информацию, то и здесь будут охотиться.
– Да я понимаю: здесь это как-то не воспринимается – тут все мы равно живы. И все-таки, такие вот дела.
– М-да. – Я быстро соображал, изъясняясь пока что лишь междометиями, уставившись в земляной пол. – Угу. Так-с… Ага.
Нарисуй мне мир
Я повернулся к нему.
– Разве отсюда мы не можем туда попасть? Континуум-то наш собственный. Ну-ка! Думай! У меня все-таки есть кое-какой опыт в проникновении в макрокон палеолита…
Я решил, что пришла пора говорить решительно и твердо. Пока он не поднес мне еще каких-нибудь неожиданностей.
Он откликнулся:
– Есть, не спорю. Но – в медленном, плавном, постепенном передвижении. А если мы хотим достичь желаемого – должны действовать быстро. Учти: нам до того макрокона очень неблизко. Очень.
– Где мы сейчас находимся? Свое-то местоположение ты знаешь?
Он пожал плечами:
– Вопрос серьезный. Не знаю только, как на него ответить. Как я называю это место – для тебя лишь звук пустой, у вас ничего такого не сохранилось, а в этих временах география еще не написана, да и не сказано, что вообще когда-нибудь напишется здешняя история с географией. Мы ведь с тобой сейчас – в нереализованном прошлом, а оно порою отличается от реала весьма круто. Как же я тебе растолкую?
– Да очень просто. Для начала нарисуем хронографическую карту – чтобы найти общие точки с реализованным временем. Потом…
Он прервал меня:
– Не получится. Нет таких точек. Поверь.
Я призадумался. И сказал:
– Ну тогда придется вернуться к примитивной географии: уж там-то совмещение наверняка возможно. Вот смотри…
Я, привстав, подобрал у очага прутик и на земляном полу нарисовал по памяти очертания Евразии – неточно, разумеется, но узнаваемо. – Вот на этом и укажи – хотя бы примерно. – И я протянул прутик Минаеву.
Тот посмотрел на чертеж, насмешливо сощурившись.
– Это что же ты такое изобразил?
– Да ладно притворяться, господин туземец, – сказал я. – Карты мира не видал?
– Может, это и похоже на тот свет, в котором мы обитаем… или обитали в Производном Мире. Но оттуда я ушел. А ты оказался в моем. Он – вовсе не такой…
Лесовик взял наконец прутик и рядом с моей картой уверенно изобразил другую: круг – и в нем совсем иные очертания.
– Вот он, мир. И в нем могу указать тебе точно. Только сам видишь – с твоим он плоховато совмещается.
И в самом деле, общего было мало: не Европа и не Азия, а некое блюдо, окаймленное горами, ближе к центру – равнины, а в средней части – нечто продолговатое: море? Средиземное?
– Допотопные представления, – невольно вырвалось у меня.
– Неужели? – На этот раз в голосе лесовика была явная насмешка, и он даже не пытался скрыть ее. – Выходит, до сих пор я с тобой только зря время терял – хотя и хвалишься ты, что ремеслом хорошо владеешь. Ремесло-то, друг Остров, – еще не искусство, так? Никак не можешь уразуметь простой истины: тот мир, явный, там и остался, где мы его покинули, а тут – совсем иное бытие, другой мир, прости уж – живем, как умеем. Явной меркой здесь ничего не измерить, поверь на слово. Вы ведь там, у себя в Институте, только в теории знаете, что здесь, в Снах, миров существует столько же, сколько есть чисел в математике, – то есть так много, сколько можно вообразить. Всякий мир – плод творчества, а творчество и есть – фантазия. Так что… Но зря я это тебе сейчас говорю: не готов ты еще. Твое воображение замкнуто в небольшом пространстве, а настоящее – то, что творит миры, – включает в свое пространство все сущее – и еще место остается. Только тебе надо головой о множество стенок побиться, раздвигая этот твой шарик… Думаешь, разбегание Галактик – чистая физика? Да нет, это просто отражение другого действа – расширения духа, каждого в отдельности – и всеобщего вместе… Ну как – дошла до тебя хоть малость?
Я был вынужден медленно покачать головой.
– Слушай, Минаев… ты кто: в самом деле шофер Груздя? Или?..
Он усмехнулся:
– Тайна сия велика есть. А многия знания, как ты помнишь, таят в себе многия печали. И, кстати, к делу это совершенно не относится. Как древний мир, в котором мы сейчас хотим найти следы Груздя, выглядит – я тебе изобразил. Если там вытянем пустышку, то, как мы уже говорили, придется перемещаться уже в иную систему, в эпоху Луев. А пока – вот туда, куда я показал. Не веришь? Ладно. Хочешь убедиться?
– Командуй, – позволил я, без особой радости, впрочем.
– Приступаю. Готовимся к переходу. Только переход будет не совсем обычным, не таким, к каким ты привык – из одного миникона в другой в том же макроконе, или, самое большее, на соседний уровень. Сейчас ситуация в обозримом Пространстве Сна такова, что нужный макрокон находится отсюда дальше, чем тридцатый век. И если мы хотим успеть вовремя, нам придется пролететь через целых четыре слоя: два – туда, и еще два – обратно, чтобы попасть в нужный миникон, но уже совсем в других координатах. Ладно, я лучше объяснять вообще не стану, не то у тебя голова кругом пойдет… Скажу только: даже при таком варианте я не уверен, что нас не попытаются перехватить. Но уж если пойдем обычным ходом – наверняка в нас вцепятся, а если и доберемся, то опоздаем наверняка. Это нужно понимать.
– Ну, кое-что мы и сами уже поняли! – не утерпел я, чтобы не возразить.
– Мало еще поняли. Так что предстоит тебе поработать изрядно. Однако не сразу. Придется, пожалуй, повоспитывать тебя немножко – не то какой-то ты в душе… слишком взъерошенный. Да, так и быть. Ну а пока – спокойной тебе ночи, дример Остров… Не забудь: переход будет серьезным, по программе «Хождение за четыре уровня». Дай волю подсознанию, не упирайся, иди за независимой памятью – и все обойдется лучшим образом…
Откровенно говоря, мне стало чуть страшновато. Даже «падение в бездну», которое произошло у канувшего неизвестно куда Веника, – испытание нелегкое. Недаром и самым опытным из дримеров приходилось пользоваться им очень редко – и воспоминания о нем ни у кого не оставались приятными, в том числе и у меня – скорее всего, из-за того липового астронавта. Но по сравнению с перебросом через четыре уровня «падение в бездну» – детские игрушки. Так думал я, хотя сам этот процесс представлял себе достаточно смутно. Не то чтобы мне не приходилось раньше переходить через уровни. Но тогда у меня было времени навалом, и я медленно одолевал их, ступеньку за ступенькой. Это было несложно. Тут предстояло совсем другое.